рубрика дизайн Само слово «интенсив» на мой вкус звучит довольно неприятно и напоминает всем своим видом о психологических тренингах и личностном росте. Однако же в случае Британской школы дизайна оно является обозначением вполне невинных зимних и летних каникулярных практик по встряске и взбалтыванию вечно засыпающих студентов, творческих работников, впавших в уныние, скучающих офисных тружеников и прочих интересующихся.

Мы с Меламедом придумали по случаю метафору — стиральный порошок: интенсивная чистка, активная формула и морозная свежесть. В старорежимности изображенной коробки прочитывается понятная слабость автора изображения — вместо нее мог бы оказаться классный современный блестящий пакет стирального порошка, мятый, с бликами, фантастическое три дэ, звонкая и жесткая графика; но боязнь неудачи и желание наверняка уж понравиться заставляет меня действовать как и всегда — внутри мило-ироничной и любимой еще с полиграфовских денечков эстетике Push Pin Graphics; невероятно свежей конечно же — для середины XX века. Очевидно тут и развитие незамысловатого пластического хода, не совсем уж удачно случившегося на обложке марксистского номера The Prime Russian Magazine; немного неловко только внезапно осознать, что коммерческая графика буржуазного свойства удается нам лучше, чем культурная вещь, содержащая в себе по мере возможности даже может быть и критику капиталистического мироустройства!

Витя помог мне не только с идеей плаката, но и с картинкой: он нарисовал портрет Энди Уорхолла (в кружочке!), знаменитого любителя белого порошка и популярнейшего среди наших абитуриентов (а значит — и среди посетителей скоростных курсов) дизайнера.

рубрика дизайн В этой вещи для начала нам важно было определить интонацию: сверкающая белая с золотом обложка в тонкой розовой обечайке; формат, кратный третьей доле печатного листа; конструкция, провоцирующая на взаимодействие, вызывающая необходимость диалога.

Сделанный нами обьект — это, для начала, физически ощутимая часть британки в самом очевидном ее выражении: белая обложка с огромным золотым логотипом, напечататнная на плотной мелованной бумаге; и вот, теперь Британская школа у вас в кармане, ее можно унести с собой!

Аккуратно сняв обечайку (или же нетерпеливо разорвав ее), зритель продолжает взаимодействие с объектом, внезапно открывая для себя его скрытую двухчастность: первая часть — брошюра, напечатанная в три цвета (золото, черный и розовый), и ее содержание — основная информация об образовательных программах. Мы снабдили ее таблицами с программами курсов, небольшими выносами из текста с основной информацией, медальонами с обозначением времени обучения, ссылками на сайт «Британки» и прочими вещами, помогающими воспринять не самое простое содержание. Замечу попутно, что и тексты мы тоже изрядно переработали — в сравнении с предыдущими годами они стали короче и внятнее структурно. Последовательность расположения программ в брошюре (основная проблема, которую пришлось решать) — от коротких по времени и недорогих по стоимости («интенсивы») — к серьезным с точки зрения вложенных средств, как временных, так и денежных (британское высшее образование).

Есть и вторая часть, связанная с первой физически, скобами — очень длинная лента, сложенная в гармошку, на которой непрерывно и как бы не обращая внимания на сгибы расположены атмосферные фотографии, иллюстрирующие информацию о ресурсах школы: шелкографской мастерской, компьютерных классах, кафе и интерьерах, обо всем, что составляет дух школы. Эта часть как бы оборачивает брошюру с программами, обозначая простую вещь: приходя на любую из программ, ты получаешь все ресурсы школы; различается лишь время взаимодействия с ними.

Для нас характер этой пропорции неожиданно поддержан исторически, знаменитыми эльзевировскими карманным книжками той же пропорции и тоже «студенческими» по содержанию.

рубрика дизайн В раю обязательно должны быть апельсины; я вспоминаю итальянские сказки из сборника с красивой обложкой в необарочном ироническом духе позднесоветской иллюстрации (вроде бы там была изображена какая‑то карта, а поверх карты название — разумеется, в картуше!), и постоянное присутствие апельсинов в этих сказках. В обыденной жизни апельсинов почему‑то было мало (вкусных), но был ужасный этот восстановленный апельсиновый сок из тетрапаков. Заодно с соком — страшилки про картошку, добавленную в сок на демонических виммбильдановских фабриках в качестве «мякоти»; и кстати о мякоти — присной памяти заказчик белобрысый Дима на «жигулях», которого материализовала однокурсница Маша; Дима на «жигулях» делал этикетку подсолнечного масла прямого отжима совсем занедорого, методом термоусадки, любимейшим; Дима был похож на фантасмагорического путти, выросшего до размеров гориллы; Дима хотел, чтобы в желтых потоках масла плескались и резвились друзья: помидорка, картофан, огурчик — как бы как в йогурте, но в масле прямого отжима; примерно так выглядит ад — впрочем, не только так, ад многообразен. Кичливые ребята навроде любителей ирландского виски «Джемесон» рассказывают немного щекотные анекдоты про то, как скучно и занудно в раю, но адское веселье всегда должно быть немного сдобрено подсолнечным маслом прямого отжима, и это печальнее, чем жар сковороды.

Я совершенно точно могу сказать, как выглядит мой персональный рай, и в нем действительно не больно‑то весело. Райская строгость моего одиночества на флорентийских холмах (рай находится примерно там) была вполне анекдотично-занудна: запах апельсинов, поднимающийся вверх, остриженные кусты и несколько лавочек в розовом саду, влажный вечерний воздух; сонмом ангелов же в наушниках моего тогдашнего черного алюминиевого айпода выступали еретические coil.

Райский сад был не самой основной идеей для обложки номера PRM про чудо, однако же самой навязчивой. Сначала мы с Дашей сделали вариант в стиле любимейшего Der Orchideengarten — с огромными цветами в ночном саду, светлячками и ощущением жизни более декадентной, чем любой vanitas; однако же потенция гниения, заключавшаяся в этом варианте, была очевидно сильнее чуда, и мы сделали историю про райский сад, позаимствовав из сада ночного пару птичек и одного светлячка.

Замечательный польский художник Ян Леница в статье 60‑го кажется года для журнала Graphis (пишу по старой памяти) определял польский плакат как плакат «поэтичный», и вокруг леницевского высказывания я пытался выстроить всю свою диссертацию про польскую плакатную школу. Моя нелепая попытка объяснить эту самую поэтичность предсказуемо была обречена на полный провал (диссертацию я, впрочем, все равно защитил). Однако же сама возможность протащить эту самую поэтичность сквозь игольное ушко нашей денежно-инженерной профессии все еще оправдывает для меня занятие ею.